Вот не хотел уже словнопоносить. Не хотел, но мне опять нашлось что сказать, а когда мне есть что сказать - заткнуться я просто не могу, я обязательно начну вещать и вставать в гордую позу, сыпля пафосными словесами, хоть расстреливай меня.
Началось всё с того, что я попробовал посмотреть на себя - как на неудачника. И, бля, не вру - я не смог. Как на дурака, как на неумеху, бездаря, безнадежного, будущий чеврячий корм - легко. А как именно на неудачника - не смог. Это не хорошо и не плохо, это просто еще один симптом в диагноз. И я настолько охерел от того факта, что не могу сказать про себя так (хотя и следовало бы), внезапно (бабах!) сформировал в своей голове нижеследующую жизненную позицию. Точнее, сформировал-то я её давно, я её оформил.

Мы все, люди, по моему наглому и застенчивому мнению (понеслись банальности!) плывем. С кем-то, схожим по пути, цели и судьбе - в одной флотилии, с кем-то - вообще в разных океанах; это еще само по себе ничего не значит, моим примером для подражания может быть пират, умерший сто лет назад при абордаже испанского галеона, хотя я всего лишь ловлю рыбу в Янцзы на утлой джонке, это не суть.
А суть в том, что каждый из нас своем корабле изначально один на всех ролях. И даже если мы плывем рядом, на соседние палубы ступаем очень редко. Оно и правильно. Так вот, я понял, что на моем корабле, построенном из моей плоти (ненавижу слово плоть, хотя производные "плотный" и "плотник" мне всегда нравились), разума, души, и остальных сопутствующих ливерных обрезков, ныне, присно и вовек веков священными и навсегда занятыми лично мной являются только четыре должности. Это капитан, штурман, рулевой и кок. Идиотов пересаживаться на мой корабль, слава Богу, не находилось (но я точно знаю, что есть такие идиоты, которые хотят на чужой корабль, то ли потому что чужой кус всегда слаще, то ли потому что своё корыто проебали в неравных битвах), но если они найдутся, то я, как человек радушный, заору "человек за бортом!" и даже подберу. Но им придется (за борт их назад выброшу безжалостно, если не согласятся) смирится с тем, что командую тут я, курс прокладываю я, выполняю этот курс тоже я, и жрать они будут то, что я приготовлю. Иначе - я никого не держу, шлюпки - там, уходите добром, пока акулам не скормил. Я готов допустить их до ролей юнги, матроса, боцмана, впередсмотрящего, канонира какого-нибудь, судового медика... Да хоть старпома. Но четыре места моих святы. Полезете за штурвал, в карты, в кастрюльки или на мостик капитана - пеняйте на себя, я пират на деревянной ноге, мне похрен - ей же под задницу наподдам и летите, ежики, летите.
Пара слов о деревянной ноге. Деревянную мою ногу вы, уважаемые ПЧ, лицезреете на сем дневнике регулярно. Потому что оная нога есть ничего иное, как поэзия. Потому что поэзия - это всегда и неизбежно чужеродное человеку, которому в нем, в человеке, места нет от слова совсем. Не должно быть. И место открывается только если какой-то кусок человека вакантен. Поэзия - это то, чем ты заменяешь отнятое у тебя. Отрезанное, отрубленное, отстреленное. Это протез. Со временем к нему очень сильно привыкаешь (Джет из Ковбоя Бибопа по поводу своей искусственной руки: "Отвали! Это моя рука и она меня устраивает!"), и даже мысль о том, что вместо вот этой любимой, не врожденной, но твоей, может быть живая - но новая, недолговечная, не прошедшая с тобой весь ужас потери того, что было изначально и заменившая его в самый сложный момент - уже вызывает отторжение. Твоё потому что. А уж если ты потерял не только ногу, как Ахав в пасти Моби Дика, но еще руку, глаз и что там пиратам терять положено - то ты значит, что чужеродного - поэзии этой самой - в тебе много больше.
Поэтому самые лучшие поэты - это родственники Железного Дровосека, у которых своего осталось только то, что не отрезать никак - основа самая личности, глазом не видимая, а всё остальное - протез, к которому они привыкли и который они любят вы тысячу раз больше, чем своё предыдущее глупое тело из глупого мяса, которое хотело есть, пить, спать, сексом, пардон, трахаться, которое чихало, болело, испражнялось, потело и пукало. Потому что вот так вот - потеряв всё - ты становишься действительно на все сто поэтом. А значит - бессмертным. А если кто-то родился поэтом, это значит, что у человека этого рана была еще при родах, если не с зачатия эта рана была у него - и вот он её и был вынужден сразу же заменить, переделать себя, что бы сказать - "я сильный, я выживу, я человек, я замечателен". Ну или что бы хотя бы молча не сдохнуть к ебеням.
А гений... гений это совсем другая песня - настоящий гений вообще не человек, его не рожали, его создали, как Пражского Голема, из этого, только из этого, из (словечко пошлое, но иных нема) этого самого искусства; он изначально был таким. Всегда был таким. Он рожден - бессмертным.
И знайте - читая мои стихи, вы как минимум подходите к моему дорогому корыту на расстояние пушечного выстрела; чем ближе принимаете, тем ближе подходите, вплоть до риска вылететь на мою палубу при столкновении бортами. Так что будьте осторожны.